Solzhenitsyn: 200 Years Together

Вход в Тему*

*Introduction to the Topic

Сквозь полвека работы над историей российской революции я множество раз соприкасался с вопросом русско-еврейских взаимоотношений. Они то и дело клином входили в события, в людскую психологию и вызывали накалённые страсти.

Through half a century of working on the history of the Russian Revolution, I have encountered the issue of Russian-Jewish relations numerous times. They repeatedly became a wedge in events, in human psychology, and sparked intense passions.

Я не терял надежды, что найдётся прежде меня автор, кто объёмно и равновесно, обоесторонне осветит нам этот калёный клин. Но чаще встречаем укоры односторонние: либо о вине русских перед евреями, даже об извечной испорченности русского народа, — этого с избытком. Либо, с другой стороны: кто из русских об этой взаимной проблеме писал — то большей частью запальчиво, переклонно, не желая и видеть, что бы зачесть другой стороне в заслугу.

I never lost hope that there would be an author before me who would voluminously and equitably, from both sides, illuminate this hardened wedge for us. But more often, we encounter one-sided reproaches: either about the guilt of Russians towards Jews, even about the eternal corruption of the Russian people — there’s plenty of that. Or, on the other hand: those Russians who wrote about this mutual problem did so, for the most part, fervently, with prejudice, unwilling to even see what could be credited to the other side as a merit.

Не скажешь, что не хватает публицистов, — особенноу российских евреев их намного, намного больше, чему русских. Однако при всём блистательном наборе умов и перьев — до сих пор не появился такой показ или освещение взаимной нашей истории, который встретил бы понимание с обеих сторон.

You can’t say there’s a lack of publicists, — especially among Russian Jews, there are far, far more than among Russians. However, despite the brilliant array of minds and pens, there has not yet been such a presentation or illumination of our mutual history that would be met with understanding from both sides.

Но надо научиться не натягивать до звона напряжённых нитей переплетения.

But, one must learn not to tighten these tense intertwining threads till they snap.

Рад бы я был не пытать своих сил ещё на такой остроте. Но я верю, что эта история — попытка вникнуть в неё — не должна оставаться «запрещённой».

I would be happy not to test my strength against such difficulties again. But I believe that this history — the attempt to understand it — should not remain ‘forbidden’.

История «еврейского вопроса» в России (и только ли в России?) в первую очередь богата. Писать о ней — значит услышать самому новые голоса и донести их до читателя. (В этой книге еврейские голоса прозвучат много обильнее, нежели русские.)

The history of the ‘Jewish question’ in Russia (and is it only in Russia?) is, first and foremost, complex. To write about it means to hear new voices oneself and to convey them to the reader. (In this book, Jewish voices will sound much more abundantly than Russian ones.).

Но, по порывам общественного воздуха, — получается чаще: как идти по лезвию ножа. С двух сторон ощущаешь на себе возможные, невозможные и ещё нарастающие упрёки и обвинения.

But, guided by the currents of public sentiment, it often turns out to be like walking on a knife’s edge. From both sides, one feels possible, impossible, and still escalating reproaches and accusations.

Чувство же, которое ведёт меня сквозь книгу о 200-лет- ней совместной жизни русского и еврейского народов, — это поиск всех точек единого понимания и всех возможных путей в будущее, очищенных от горечи прошлого.

The sentiment that leads me through a book about the 200-year-long shared life of the Russian and Jewish peoples is the search for all points of mutual understanding and all possible paths to the future, cleansed of the bitterness of the past.

Как и все другие народы, как и все мы, — еврейский народ и активный субъект истории и страдательный объект её, а нередко выполнял, даже и неосознанно, крупные задачи, навязанные Историей. «Еврейский вопрос» трактовался с многоположных точек зрения всегда страстно, но часто и самообманно. А ведь события, происходившие с любым народом в ходе Истории, — далеко не всегда определялись им одним, но и народами окружающими.

Like all other peoples, like all of us, the Jewish people has been both an active subject of history and a suffering object of it, and often, even unconsciously, fulfilled major tasks imposed by History. The ‘Jewish question’ has always been interpreted passionately from many perspectives, but often self-deceptively. Yet, the events that occurred with any nation in the course of History were not always determined by it alone, but also by the surrounding peoples.

Слишком повышенная горячность сторон — унизительна для обеих. Однако не может существовать земного вопроса, негодного к раздумчивому обсуждению людьми. Увы, накоплялись в народной памяти взаимные обиды. Однако если замалчивать происшедшее — то когда излечим память? Пока народное мнение не найдёт себе ясного пера — оно бывает гул неразборчивый, и хуже угрозно.

Excessive fervor on both sides is demeaning to both. However, there cannot exist an earthly issue that is unworthy of thoughtful discussion by people. Alas, mutual grievances have accumulated in the collective memory. Yet, if we remain silent about what has happened — then when will we heal the memory? Until public opinion finds itself a clear voice, it tends to be an indistinct murmur, and worse, menacingly so.

От минувших двух столетий уже не отвернуться наглухо. И — планета же стала мала, и в любом разделении — мы опять соседи.

We can no longer completely turn away from the past two centuries. And — the planet has become small, and in any division — we are neighbors again.

Я долго откладывал эту книгу и рад бы не брать на себя тяжесть её писать, но сроки моей жизни на исчерпе, и приходится взяться.

I have long postponed this book and would be glad not to take on the burden of writing it, but the days of my life are running out, and I find myself compelled to undertake it.

Никогда я не признавал ни за кем права на сокрытие того, что было. Не могу звать и к такому согласию, которое основывалось бы на неправедном освещении прошлого. Я призываю обе стороны — и русскую, и еврейскую — к терпеливому взаимопониманию и признанию своей доли греха, — а так легко от него отвернуться: да это же не мы…

I have never acknowledged anyone’s right to conceal what has happened. Nor can I call for such an agreement that would be based on an unjust illumination of the past. I urge both sides — Russian and Jewish — to patient mutual understanding and to acknowledging their share of sin, — and it’s so easy to turn away from it: “But it wasn’t /us/…”

Искренно стараюсь понять обе стороны. Для этого — погружаюсь в события, а не в полемику. Стремлюсь показать. Вступаю в споры лищь в тех неотклонимых случаях, где справедливость покрыта наслоениями неправды. Смею ожидать, что книга не будет встречена гневом крайних и непримиримых, а наоборот, сослужит взаимному согласию. Я надеюсь найти доброжелательных собеседников и в евреях, и в русских.

I sincerely try to understand both sides. For this purpose — I immerse myself in events, not in polemics. I strive to show. I engage in disputes only in those unavoidable cases where justice is obscured by layers of falsehood. I dare to expect that the book will not be met with the anger of extremists and the irreconcilable, but rather, will serve to foster mutual agreement. I hope to find well-intentioned interlocutors among both Jews and Russians.

Автор понимает свою конечную задачу так: посильно разглядеть для будущего взаимодоступные и добрые пути русско-еврейских отношений.

The author understands his ultimate task as follows: to discern, as far as possible, the accessible and positive paths for future Russian-Jewish relations.

1995

Эту книгу я писал, исходя лишь из велений исторического материала и поиска доброжелательных решений на будущее. Но надо и не упускать из виду: за последние годы состояние России столь крушительно изменилось, что исследуемая проблема сильно отодвинулась и померкла сравнительно с другими нынешними российскими.

I wrote this book based solely on the dictates of historical material and the search for well-intentioned solutions for the future. But it must also not be overlooked: in recent years, the state of Russia has changed so drastically that the problem under investigation has greatly receded and dimmed in comparison with other current Russian issues.

2000

КРУГ РАССМОТРЕНИЯ: Scope of Consideration

Какие могут быть границы у этой книги?

What can the boundaries of this book be?

Я отдаю себе отчёт во всей сложности и огромности предмета. Понимаю, что у него есть и метафизическая сторона. Говорят даже, еврейскую проблему можно понять только и исключительно в религиозном и мистическом плане. Наличие такого плана я несомненно признаю, но, хотя о том написаны уже многие книги, — думаю, он скрыт от людей и принципиально недоступен даже знатокам.

I am fully aware of the complexity and enormity of the subject. I understand that it also has a metaphysical aspect. Some say that the Jewish problem can only be understood exclusively in religious and mystical terms. I undoubtedly acknowledge the existence of such an aspect, but, although many books have already been written about it, — I think it is hidden from people and fundamentally inaccessible even to experts.

Однако и все основные судьбы человеческой истории конечно имеют мистические связи и влияния — но это не мешает нам рассматривать их в плане историко-бытийном. И вряд ли верховое освещение всегда обязательно для рассмотрения осязаемых, близких к нам явлений. В пределах нашего земного существования мы можем судить и о русских, и о евреях — земными мерками. А небесные оставим Богу.

However, all the fundamental destinies of human history certainly have mystical connections and influences — but this does not prevent us from considering them from a historical-reality perspective. And it is hardly necessary that supreme illumination is always required for the examination of tangible phenomena close to us. Within the limits of our earthly existence, we can judge both Russians and Jews by earthly measures. The heavenly ones we leave to God.

Я хочу осветить вопрос — в исторических, политических, бытовых и культурных отношениях только, — и почти только в пределах совместной двухвековой жизни русских и евреев в одном государстве. Я и думать не смею касаться четырёх-трёхтысячелетней глубины еврейской истории, уже внушительно наслоенной в стольких книгах и в бережных энциклопедиях. Не берусь я рассматривать историю евреев и в самых близких к нам странах — Польше, Германии, Австро-Венгрии. Я сосредоточиваюсь на русско-еврейских отношениях, притом с перевесом на ⅩⅩ век, знаменательный и катастрофичный в жизни обоих наших народов. На трудном взаимном опыте нашего сосуществования, и с попыткой рассеять непонимание ошибочное и обвинения ложные, а напомнить и об обвинениях справедливых. Книги, напечатанные в первые десятилетия этого века, уже и сильно не поспели в охвате этого опыта.

I want to shed light on the question — in historical, political, domestic, and cultural relations only, — and almost solely within the confines of the shared two-hundred-year life of Russians and Jews within the same state. I dare not even think of touching upon the three or four thousand years of Jewish history, already formidably accumulated in so many books and in meticulous encyclopedias. Nor do I undertake to examine the history of Jews in the countries closest to us — Poland, Germany, Austria-Hungary. I am focusing on Russian-Jewish relations with an emphasis on the 20th century, notable and catastrophic in the lives of both our peoples. I draw from the difficult mutual experience of our coexistence, and with an attempt to dispel misunderstandings and false accusations, while also remembering the just accusations. Books printed in the first decades of this century have already failed to keep up with the scope of this experience.

Конечно, современный автор не может при том упустить из виду уже полувековое существование государства Израиль и огромное влияние его на еврейскую, и не только еврейскую, жизнь во всём мире. Не может, хотя бы для объёмности собственного понимания, не попытаться для себя самого сколько-то вникнуть и во внутреннюю жизнь Израиля и духовные направления в нём, — а тогда невольно, боковыми отблесками, это может отразиться и в книге. Было бы непомерной претензией со стороны автора включать сюда основательное рассмотрение принципиальных вопросов сионизма и жизни Израиля. Однако я большое внимание придаю публикациям современных культурных российских евреев, проживших десятилетия в СССР, затем переехавших в Израиль и, таким образом, имевших случай переобмыслить на своём опыте многие еврейские проблемы.

Certainly, a modern author cannot overlook the already half-century existence of the state of Israel and its enormous influence on Jewish life, and not just Jewish, around the world. He cannot, at least for the sake of broadening his own understanding, avoid delving into the internal life of Israel and its spiritual directions, — and then, involuntarily, through peripheral reflections, this may be reflected in the book. It would be an excessive pretension on the part of the author to include a thorough examination of the fundamental issues of Zionism and the life of Israel here. However, I pay great attention to the publications of contemporary cultural Russian Jews who have lived for decades in the USSR, then moved to Israel, and thus had the opportunity to reevaluate many Jewish problems based on their own experience.